— Я не знаю.
Хендерсон пожал плечами:
— Думаю, это не имеет значения. Он все равно явится сюда, любит он вас или нет. Он чувствует ответственность за вас, а чувство долга — одна из главных составляющих личности Грэма. Но если я все же не прав — что случается крайне редко, — в рукаве у меня припрятана еще пара тузов.
Узел чуть-чуть ослабел.
— Например? — спросила она.
Хендерсон покачал головой.
— Полагаю, на данный момент я и так уже сказал достаточно.
И вернулся к своему кроссворду.
— А с чего вы взяли, что картина, которая вам так нужна, находится у него? — не унималась Кира. — Может быть, у него ее нет.
Хендерсон иронично улыбнулся — то есть чуть приподнял уголок губ.
— Она у него.
Он отпил что-то из стакана и опять уткнулся в газету.
Кира уже могла достать пальцем до щиколотки, и там она обнаружила еще одну непрочную петлю.
— Откуда вы знаете?
Хендерсон сложил газету пополам, положил ее на стол и поставил сверху стакан.
— У него есть тридцать два миллиона причин держать ее у себя, — ответил он.
Теперь уже Кира едва не открыла рот от удивления. Ее пальцы между тем не прекращали работу.
— Долларов? — глупо спросила она.
— Именно.
— Но…
— А вы думали, что он скромный герой, который, прикрываясь маской и плащом, заботится о благе человечества? — Хендерсон качнул головой. — Боюсь, что это не совсем так.
Кира покрутила запястьями. Веревки на руках уже достаточно ослабели.
— Если Кэллоуэй владеет картиной стоимостью тридцать два миллиона долларов и если он такой корыстный, то почему тогда он жил в хижине-развалюхе? — спросила она. — Почему он ее не продал?
— Он жадный, но не глупый. Первое, что я сделал, когда узнал, что моя дочь убита, — это заявил о пропаже картины.
— В газетах об этом не было ни слова, — заметила Кира.
Еще пара дюймов — и она сможет освободить одну руку.
Хендерсон улыбнулся:
— Все правильно. Они ничего не знали.
— Как это?
— Потому что я сообщил об этом не полиции.
Кира состроила непонимающую гримасу и потянула свободный конец веревки сильнее.
— А почему не полиции? Разве не они лучше всего разбираются с такими делами? Ну, то есть кражами и так далее?
— Боюсь, что это не совсем так, — снисходительно возразил он. — Если бы преступник, которого разыскивает полиция, собирался продать полотно стоимостью тридцать миллионов долларов, он вряд ли стал бы это делать, используя законные каналы. Люди, которым я рассказал о пропаже, имеют дело с более темной стороной жизни, мисс Найлз. Вроде вашего друга Дрю.
— Дрю? — повторила Кира.
Она в последний раз дернула узел, и веревка свалилась к ее ногам. Кира быстро сдвинула ступни, чтобы это скрыть.
— Человек, мечтающий стать похитителем произведений искусства, — объяснил Хендерсон.
— Что ж. Тогда это объясняет его якобы дорогие вкусы, — фальшиво хохотнула Кира и незаметно обвела комнату взглядом.
Ваза в центре стола.
Большая голубая ваза, которая, вероятно, стоила больше, чем месячная арендная плата за этот дом. Но ее вполне можно разбить. Желательно на маленькие острые кусочки.
И Кира собиралась выяснить, насколько маленькими и острыми они получатся.
Дом на вершине холма был самым высоким в квартале. Его владельцы хотели не просто затмить других жителей, но господствовать над ними. И дом возвели именно с этой целью.
Холли рассказывала Грэму, что ее мать построила особняк, а затем передала всю другую недвижимость отцу — для застройки, развития и так далее. Подарок ценой миллиард долларов. Потом она умерла и оставила Холли все остальное — этот дом, свое состояние и летнюю резиденцию за границей.
В полиции считали, что это было одним из мотивов, по которым он убил Холли. Убил их обоих. Холли растранжирила все деньги — почти до последнего пенни, — и Грэм, привыкший к роскошной жизни, пришел в ярость.
У них оставался только трастовый фонд Сэма. И Грэм мог прибрать его к рукам только одним способом: избавиться от жены и приемного сына.
Вспомнив о версии полиции, Грэм невольно скрипнул зубами.
Деньги для него не значили ничего. Никогда. Он занялся медициной, чтобы помогать детям, которые не могли помочь себе сами. И женился на Холли, чтобы помогать Сэму.
Но все закончилось так, что беспомощным оказался он сам. А тот день, когда он вошел в дом и нашел тело Холли и кровь Сэма… воспоминания жгли его как огнем.
Когда Грэм услышал вой сирен, они были уже совсем близко.
Он знал, что нужно встать, выскользнуть наружу и потом говорить, что его вообще там не было. И не признаваться, что ему позвонил совершенно ошалевший Дэйв и он выскочил из мотеля и бросился к Холли и Сэму. И прямо в холле увидел сцену, от которой кровь стыла в жилах. В холле того самого дома, где они жили вместе с женой и приемным сыном.
Но вместо этого Грэм кинулся на кухню. Он открывал все шкафы подряд и кричал: «Выходи! Ну выходи же! Где ты?»
Где Сэм?
Только из-за этого Грэм не сбежал. Он подумал, что мальчик, обезумев от ужаса, куда-нибудь забился. Но куда?
Когда он во второй раз проходил мимо застывшего тела Холли, его сердце чуть не остановилось, но Грэм, заставляя себя не оглядываться назад, помчался вверх по ступенькам, перескакивая через две сразу.
Может быть, он и не любил эту женщину, но ни за что на свете не желал ей такого жуткого конца.